|
|
Летуны
- Теперь подходящее время суток, чтобы сделать
то, о
чем я тебя прошу, - сказал он. - Для этого требуется
на
одно мгновение напрячь внимание. Не прекращай,
пока не
заметишь эту быструю черную тень.
Я увидел-таки некую странную черную тень, которая
легла на листву деревьев. Это была то ли одна
тень, двигав-
шаяся туда-сюда, то ли множество быстрых теней,
двигав-
шихся то слева направо, то справа налево, то
вертикально
вверх. Они напоминали мне необыкновенных толстых
чер-
ных рыб, как будто в воздухе летала гигантская
рыба-меч.
Зрелище захватило меня. В конце концов оно меня
испугало.
Стемнело настолько, что листва перестала быть
различима,
но быстрые черные тени я все еще мог видеть.
- Что это, дон Хуан? - спросил я. - Я вижу быстрые
черные тени, заполнившие все вокруг.
- А это Вселенная во всей ее красе, - ответил он, -
несоизмеримая, нелинейная, невыразимая словами
реаль-
ность синтаксиса. Маги древней Мексики были
первыми,
кто увидел эти быстрые тени, так что они всюду
преследова-
ли их. Они видели их так, как их видишь ты, и они
видели их
как потоки энергии во Вселенной. И они обнаружили
нечто
необычное.
Он замолчал и посмотрел на меня. Его паузы всегда
были исключительно своевременны. Он всегда
умолкал, ког-
да у меня с языка был готов сорваться вопрос.
- Что же они обнаружили, дон Хуан? - спросил я.
- Они обнаружили, что у нас есть компаньон по жиз-
ни, - сказал он, чеканя слова. - У нас есть хищник,
вышед-
ший из глубин космоса и захвативший власть над
нашими
жизнями. Люди - его пленники. Этот хищник - наш гос-
подин и хозяин. Он сделал нас покорными и
беспомощны-
ми. Если мы бунтуем, он подавляет наш бунт. Если мы
пыта-
емся действовать независимо, он приказывает нам
не делать
этого.
Вокруг нас была непроглядная тьма, и это,
казалось,
обуздывало мою реакцию. Будь сейчас день, л
смеялся бы от
всего сердца, в темноте же я был совершенно
подавлен.
- Вокруг нас черным-черно, - сказал дон Хуан, - но
если ты взглянешь уголком глаза, то все равно
увидишь, как
быстрые тени носятся вокруг тебя.
Он был прав. Я все еще мог их видеть. Их пляска
вызы-
вала у меня головокружение. Дон Хуан включил
свет, и это,
казалось, обратило их в бегство.
- Ты благодаря лишь собственным усилиям достиг
то-
го, что шаманы древней Мексики называли
<вопросом воп-
росов>, - сказал он. - Я окольными путями подводил
тебя
к тому, что нечто держит нас в плену. Разумеется,
мы плен-
ники! Для магов древней Мексики это было
энергетическим
фактом.
- Почему же этот хищник <захватил власть>, как
ты об
этом говоришь, дон Хуан? - спросил я. - Этому должно
быть логическое объяснение.
- Этому есть объяснение, - ответил дон Хуан, - и
самое простое. Они взяли верх, потому что мы для
них пища,
и они безжалостно подавляют нас, поддерживая
свое сущес-
твование. Ну, вроде того, как мы разводим цыплят в
курят-
нике, они разводят людей в <человечниках>.
Таким образом,
они всегда имеют пищу.
Я почувствовал, что моя голова болтается из
стороны в
сторону. Я не мог выразить свое недовольство и
огорчение,
но дрожь моего тела выдавала их. Я трясся с головы
до пят
безо всяких стараний со своей стороны.
- Нет, нет, нет, - услышал я свой голос. - Это бес-
смыслица, дон Хуан. То, что ты говоришь, - это нечто
ужасное. Это просто не может быть правдой, ни для
магов,
ни для обычных людей, ни для кого.
- Почему? - тихо спросил дон Хуан. - Почему? Пото-
му, что это приводит тебя в бешенство?
- Да, это приводит меня в бешенство, - отрезал я. -
Это ужасно!
- Ну, - сказал он, - ты еще не слышал всего. Подожди
немного, посмотрим, каково тебе будет. Я
собираюсь ошело-
мить тебя. Иначе говоря, я собираюсь подвергнуть
твой рас-
судок массированной атаке, и ты не сможешь встать
и уйти,
потому что ты пойман. Не потому, что я держу тебя в
плену,
а потому, что нечто в твоей воле препятствует
твоему уходу,
в то время как другая часть тебя собирается
прийти в насто-
ящее неистовство. Так что возьми себя в руки!
Во мне было нечто, что, как я чувствовал, жаждало
суро-
вого ОБращения. Он был прав. Я не покинул бы его
дом ни
за что на свете. Но все же мне совсем не была по
вкусу та
чушь, которую он нес.
- Я хочу воззвать к твоему аналитическому уму, -
сказал дон Хуан. - Задумайся на мгновение и скажи,
как ты
можешь объяснить противоречие между
образованностью
инженера и глупостью его убеждений и
противоречивостью
его поведения. Маги верят, что нашу систему
убеждений,
наши представления о добре и зле, нравы нашего
общества
дали нам хищники. Именно они породили наши
надежды,
ожидания и мечты по поводу успехов и неудач. Им мы
обя-
заны алчностью и трусостью. Именно хищники
сделали нас
самодовольными, косными и эгоцентричными.
- Но как же они сделали это, дон Хуан? - спросил я,
несколько раздраженный его словами. - Они что,
нашепта-
ли нам все это во сне?
- Нет конечно, что за глупости! - с улыбкой сказал
дон
Хуан. - Они действовали куда более эффективно и
органи-
зованно. Чтобы держать нас в кротости и
покорности, они
прибегли к изумительному маневру - разумеется,
изуми-
тельному с точки зрения воина-стратега. С точки
же зрения
того, против кого он направлен, этот маневр
ужасен. Они
дали нам свой разум! Ты слышишь? .Хищники дали нам
свой
разум, ставший нашим разумом. Разум хищника
изощрен,
противоречив, замкнут и переполнен страхом того,
что в
любую минуту может быть раскрыт.
- Я знаю, что несмотря на то, что ты никогда не
голо-
дал, - продолжал он, - ты беспокоишься о хлебе
насущ-
ном. Это не что иное, как страх хищника, который
боится,
что его трюк в любое мгновение может быть раскрыт
и еда
может исчезнуть. Через посредство разума,
который в ко-
нечном счете является их разумом, они вносят в
жизнь чело-
века то, что удобно хищникам. И таким образом они
в ка-
кой-то мере обеспечивают свою безопасность и
смягчают
свои страхи.
- Не то чтобы я не мог принять все это за чистую
монету, дон Хуан, - сказал я. - Все может быть, но в
этом
есть нечто настолько гнусное, что не может не
вызывать во
мне отвращения. Оно побуждает меня возражать.
Если
правда то, что они пожирают нас, то как они это
делают?
Лицо дона Хуана озарилось широкой улыбкой. Он был
доволен как ребенок. Он объяснил, что маги видят
челове-
ческих детей как причудливые светящиеся шары
энергии,
целиком покрытые сияющей оболочкой, чем-то вроде
плас-
тикового покрытия, плотно облегающего их
энергетический
кокон. Он сказал, что хищники поедают именно эту
сверка-
ющую оболочку осознания и что, когда человек
достигает зре-
лости, от нее остается лишь узкая каемка от земли
до кончи-
ков пальцев ног. Эта каемка позволяет людям
продолжать
жить, но не более того.
Будто сквозь сон до меня доносились слова дона
Хуана
Матуса о том, что, насколько ему известно, только
люди
обладают такой сверкающей оболочкой осознания
вне светя-
щегося кокона. Поэтому они становятся легкой
добычей для
осознания иного порядка, в частности - для
мрачного осоз-
нания хищника.
Затем он сделал наиболее обескураживающее
заявление
из всех сделанных им до сих пор. Он сказал, что эта
узкая
каемка осознания является эпицентром
саморефлексии, от
которой человек совершенно неизлечим. Играя на
нашей
саморефлексии, являющейся единственным
доступным нам
видом осознания, хищники провоцируют вспышки
осозна-
ния, после чего пожирают уже их, безжалостно и
жадно. Они
подбрасывают нам бессмысленные проблемы,
стимулирую-
щие эти вспышки осознания, и таким образом
оставляют
нас в живых, чтобы иметь возможность питаться
энергети-
ческими вспышками наших мнимых неурядиц.
Очевидно, в словах дона Хуана было что-то столь
опус-
тошительное, что в этот момент меня в буквальном
смысле
стошнило.
Выдержав паузу, достаточную для того чтобы
прийти в
себя, я спросил дона Хуана:
- Но почему же маги древней Мексики, да и все
сегод-
няшние маги, хотя и видят хищников, никак с ними
не
борются?
- Ни ты, ни я не можем ничего с ними поделать, -
сказал дон Хуан упавшим голосом. - Все, что мы
можем
сделать, это дисциплинировать себя настолько,
чтобы они
нас не трогали. Но как ты предложишь своим
собратьям
пройти через все связанные с этим трудности? Да
они посме-
ются над тобой, а наиболее агрессивные всыплют
тебе по
первое число. И не потому, что они не поверят тебе.
В глуби-
нах каждого человека кроется наследственное,
подспудное
знание о существовании хищников.
Мой аналитический ум напоминал йо-йо, чертика на
резинке. Он то покидал меня, то возвращался, то
покидал
опять и снова возвращался. Все, что говорил дон
Хуан, было
нелепым, невероятным. И в то же время это было
вполне
разумным и таким простым. Это объясняло все
противоре-
чия, приходившие мне в голову. Но как можно было
отно-
ситься ко всему этому серьезно? Дон Хуан толкал
меня под
лавину, которая грозила навсегда сбросить меня в
пропасть.
Меня захлестнула очередная волна ощущения
угрозы.
Она не исходила от меня, а составляла со мной одно
целое.
Дон Хуан проделывал со мной нечто таинственным
образом
хорошее и в то же время пугающе плохое. Я ощущал
это как
попытку обрезать приклеенную ко мне тонкую
пленку. Его
немигающие глаза смотрели на меня, не отрываясь.
Наконец
он отвел их и заговорил, не глядя больше в мою
сторону.
- Как только сомнения овладеют тобой до опасного
предела, - сказал он, - сделай с этим что-нибудь
осмыслен-
ное. Выключи свет. Проникни во тьму; рассмотри
все, что
сможешь увидеть.
Он встал, чтобы выключить свет. Я остановил его.
- Нет, нет, дон Хуан, - сказал я, - не выключай свет.
Со мной все в порядке.
Меня обуяло совершенно необычное для меня
чувство
- страх темноты. Одна мысль о ней стискивала мне
горло.
Я определенно знал о чем-то подспудно, но я ни за
что на
свете не коснулся 61,1 этого знания и не извлек бы
его наружу.
- Ты видел быстрые тени на фоне деревьев, - сказал
дон Хуан, развернувшись в кресле. - Это прекрасно.
Я хотел
бы, чтобы ты увидел их в этой комнате. Ты ничего не
видишь.
Ты лишь улавливаешь мечущиеся картинки. Для
этого у
тебя хватит энергии.
Я страшился того, что дон Хуан может встать и
выклю-
чить, свет, и он так и сделал. Две секунды спустя я
расхохо-
тался. Я не только уловил эти мечущиеся картинки,
но и
услышал, как они жужжат мне на ухо. Дон Хуан
рассмеялся
вместе со мной и включил свет.
- Что за темпераментный парень! - воскликнул он. -
С одной стороны, ни во что не верящий, а с другой -
совер-
шеннейший прагматик. Тебе следовало бы
разобраться с
этой твоей внутренней борьбой. Не то ты
надуешься, как
большая жаба, и лопнешь.
Дон Хуан продолжал уязвлять меня все глубже и
глубже.
- Маги древней Мексики, - говорил он, - видели
хищника. Они называли его летуном *, потому что он
носит-
ся в воздухе. Это не просто забавное зрелище. Это
большая
тень, мечущаяся в воздухе непроницаемо черная
тень. Затем
она плашмя опускается на землю. Маги древней
Мексики
сели в лужу насчет того, откуда она взялась на
Земле. Они
полагали, что человек должен быть целостным
существом,
обладать глубокой проницательностью, творить
чудеса
осознания, что сегодня звучит всего лишь как
красивая ле-
генда. Но все это, по-видимому, ушло, и мы имеем
теперь
трезвомыслящего человека.
* Англ. flyer.
Мне захотелось рассердиться, назвать его
параноиком,
но мое здравомыслие, всегда готовое взять на себя
управле-
ние, вдруг куда-то исчезло. Что-то во мне мешало
задать себе
мри любимый вопрос: а что, если все это правда? В
ту ночь,
когда он говорил мне это, я нутром чуял, что все,
что он
говорит, - правда, и в то же время с такой же силой
чувс-
твовал, что все им сказанное - сама абсурдность.
- Что ты говоришь, дон Хуан? - еле смог спросить я.
Мне стиснуло гортань, и я с трудом мог дышать.
- Я говорю, что то, что выступает против нас, - не
простой хищник. Он весьма ловок и изощрен. Он
методично
делает нас никчемными. Человек, которому
предназначено
быть магическим существом, уже не является
таковым. Те-
перь он простой кусок мяса. Заурядный, косный и
глупый,
он не мечтает больше ни о чем, кроме куска мяса.
Слова дона Хуана вызывали странную телесную
реак-
цию, напоминавшую тошноту. Меня словно бы вновь
потя-
нуло на рвоту. Но тошнота эта исходила из самых
глубин
моего естества, чуть ли не из мозга костей. Я
скорчился в
судороге. Дон Хуан решительно встряхнул меня за
плечи. Я
почувствовал, как моя голова болтается из
стороны в сторо-
ну. Это сразу успокоило меня. Я более или менее
обрел над
собой контроль.
- Этот хищник, - сказал дон Хуан, - который, ра-
зумеется, является неорганическим существом, в
отличие от
других неорганических существ, невидим для нас
целиком. Я
думаю, что будучи детьми, мы все-таки видим его, но
он
кажется нам столь пугающим, что мы предпочитаем о
нем
не думать. Дети, конечно, могут сосредоточить на
нем свое
внимание, но окружающие убеждают их не делать
этого.
- Все, что остается людям, - это дисциплина, - про-
должал он. - Лишь дисциплина способна отпугнуть
его. Но
под дисциплиной я не подразумеваю суровый
распорядок
дня. Я не имею в виду, что нужно ежедневно
вставать в
полшестого и до посинения обливаться холодной
водой. Ма-
ги понимают под дисциплиной способность
спокойно про-
тивостоять неблагоприятным обстоятельствам, не
входя-
щим в наши расчеты. Для них дисциплина - это
искусство,
искусство неуклонно противостоять
бесконечности, не пото-
му, что ты силен и несгибаем, а потому, что
исполнен благо-
говения.
- И каким же образом дисциплина магов может отпуг-
нуть его? - спросил я.
- Маги говорят, что дисциплина делает сверкающую
оболочку осознания невкусной для летуна, - сказал
дон Ху-
ан, внимательно всматриваясь в мое лицо, как
будто стара-
ясь разглядеть в нем какие-либо признаки
недоверия. - В
результате хищники оказываются сбиты с толку.
Несъедоб-
ность сверкающей оболочки осознания, как мне
кажется, ока-
зывается выше их понимания. После этого им не
остается
ничего, как только оставить свое гнусное занятие.
- Когда же хищники на какое-то время перестают
пое-
дать нашу сверкающую оболочку осознания, -
продолжал
он, - она начинает расти. Говоря упрощенно, маги
отпуги-
вают хищников на время, достаточное для того,
чтобы их
сверкающая оболочка осознания выросла выше
уровня паль-
цев ног. Когда это происходит, она возвращается к
своему
естественному размеру. Маги древней Мексики
говорили,
что сверкающая оболочка осознания подобна
дереву. Если ее
не подрезать, она вырастает до своих
естественных разме-
ров. Когда же осознание поднимается выше пальцев
ног, все
чудеса восприятия становятся чем-то само собой
разумею-
щимся.
- Величайшим трюком этих древних магов, - продол-
жал дон Хуан, - было обременение разума летуна
дисцип-
линой. Они обнаружили, что если нагрузить его
внутренним
безмолвием, то чужеродное устройство
улетучивается, благо-
даря чему тот, кто практикует это, полностью
убеждается в
инородности разума, которая, разумеется,
возвращается, но
уже не такая сильная, после чего устранение
разума летуна
становится привычным делом. Так происходит до
тех пор,
пока однажды он не улетучивается навсегда. О, это
поистине
печальный день! С этого дня тебе приходится
полагаться
лишь на свои приборы, стрелки которых
оказываются прак-
тически на нуле. Никто не подскажет тебе, что
делать. Чуже-
родного разума, диктующего столь привычные тебе
глупос-
ти, больше нет.
- Мой учитель, нагваль Хулиан, предупреждал всех
сво-
их учеников, - продолжал дон Хуан, - что это самый
тяже-
лый день в жизни мага, ведь тогда наш реальный
разум, вся
совокупность нашего опыта, тяготевшая над нами
всю
жизнь, становится робкой, неверной и зыбкой. Мне
кажется,
настоящее сражение начинается для мага именно в
этот мо-
мент. Все, что было прежде, было лишь подготовкой.
Меня охватило неподдельное волнение. Я хотел
узнать
об этом больше, но что-то во мне настойчиво
требовало,
чтобы я остановился. Оно наводило на мысли о
неприятных
последствиях и расплате; это было что-то вроде
Божьего
гнева, обрушившегося на меня за то, что я
вмешиваюсь в
нечто, сокрытое самим Богом. Я сделал
титаническое усилие,
чтобы позволить своему любопытству взять верх.
- Ч-ч-что ты подразумеваешь под <нагрузкой
разума
летуна>? - услышал я свой голос.
- Дисциплина чрезвычайно нагружает чужеродный
ра-
зум, - ответил он. - Таким образом, с помощью своей
дисциплины маги подавляют чужеродное
устройство.
Утверждения дона Хуана сбили меня с толкну. Я
решил,
что он либо явно ненормален, либо говорит нечто
столь
душераздирающее, что у меня внутри все
похолодело. Вмес-
те с тем я заметил, насколько быстро я вновь обрел
способ-
ность отвергать все им сказанное. После
мгновенного заме-
шательства я рассмеялся, как будто дон Хуан
рассказал мне
анекдот. Я даже слышал свой голос, говоривший:
<Дон Хуан,
дон Хуан, ты неисправим!>
Дон Хуан, казалось, понимал все, что со мной
происхо-
дит. Он качал головой и возводил очи горе в
шутливом жесте
отчаяния.
- Я настолько неисправим, - сказал он, - что собира-
юсь нанести по разуму летуна, который ты в себе
носишь,
еще один удар. Я хочу открыть тебе одну из самых
необыч-
ных тайн магии. Я расскажу тебе об открытии, на
проверку
которого магам потребовались тысячелетия.
Он взглянул на меня и ухмыльнулся.
- Разум летуна улетучивается навсегда, - сказал
он, -
когда магу удается подчинить себе вибрирующую
силу, удер-
живающую нас в виде конгломерата энергетических
полей.
Если маг достаточно долго будет сдерживать это
давление,
разум летуна будет побежден. И это как раз то, что
ты соби-
раешься сделать - обуздать энергию, удерживающую
тебя
как целое.
Я отреагировал на это в высшей степени
необъяснимым
образом. Что-то во мне буквально вздрогнуло, как
будто
получив удар. Меня охватил необъяснимый страх,
который
я тут же связал со своим религиозным воспитанием.
Дон Хуан смерил меня взглядом.
- Ты испугался Божьего гнева, не так ли? - спросил
он.
- Успокойся. Это не твой страх; это страх летуна,
ведь он
знает, что ты поступишь в точности так, как я тебе
говорю.
Его слова отнюдь не успокоили меня. Я
почувствовал
себя хуже. Судорога буквально корежила меня, и я
ничего не
мог с ней поделать.
- Не волнуйся, - мягко сказал дон Хуан. - Я точно
знаю, что эти приступы пройдут очень быстро.
Разум летуна
не столь силен.
Как и предсказывал дон Хуан, через какое-то
мгновение
все закончилось. Сказать, в который уже раз, что я
был сбит
с толку, значило бы не сказать ничего. Со мной
впервые,
будь то в связи с доном Хуаном или нет, было так,
что я
буквально не мог понять, где верх, а где низ. Я
хотел встать с
кресла и пройтись, но был насмерть перепуган.
Меня пере-
полняли разумные суждения и одновременно
детские стра-
хи. Меня прошиб холодный пот, и я глубоко задышал.
Отку-
да-то всплыла душераздирающая картина: мечущиеся
чер-
ные тени, заполонившие все вокруг меня.
Я закрыл глаза и опустил голову на подлокотник
кресла.
- Не знаю, что и делать, дон Хуан, - сказал я. - Ты
сегодня просто разбил меня наголову.
- Тебя терзает внутренняя борьба, - сказал дон Ху-
ан. - В глубине души ты согласен, что не в силах
спорить с
тем, что неотъемлемая часть тебя, твоя сверкающая
оболочка
осознания, готова служить непостижимым
источником пи-
тания столь же непостижимым существам. Другая же
часть
тебя всеми силами восстает против этого.
- Подход магов, - продолжал он, - коренным обра-
зом отличается тем, что они не чтут
договоренности, в дос-
тижении которой не принимали участия. Никто
никогда не
спрашивал меня, согласен ли я с тем, что меня
будут пожи-
рать существа с иным осознанием. Родители просто
ввели
меня в этот мир в качестве пищи, такой же, как они
сами, вот
и все.
Дон Хуан встал с кресла и потянулся.
- Мы сидим здесь уже четыре часа. Пора в дом. Я
собираюсь поесть. Не присоединишься ли ты ко мне?
Я отказался. В желудке у меня клокотало.
- Думаю, что тебе лучше было бы лечь спать, - сказал
он. - Моя атака истощила тебя.
Меня не пришлось долго упрашивать. Я рухнул в кро-
вать и уснул как мертвый.
Когда я спустя какое-то время вернулся домой,
идея
летунов стала одной из наиболее навязчивых в
моей жизни.
Я пришел к пониманию того, что дон Хуан был
совершенно
прав насчет них. Как я ни пытался, я не мог
опровергнуть его
логику. Чем больше я об этом думал и чем больше
разгова-
ривал с окружавшими меня людьми и наблюдал за
ними, тем
более крепло во мне убеждение, что есть нечто,
делающее
нас неспособными ни на какую деятельность, ни на
какую
мысль, в центре которой не находилось бы наше
<я>. Меня,
да и всех, кого я знал и с кем разговаривал,
заботило только
оно. Не будучи в состоянии как-либо объяснить
такое
единообразие, я уверился, что ход мыслей дона
Хуана наи-
лучшим образом соответствовал происходящему.
